3. Название: Сын императора
Автор:  fandom FMA 2012
Бета:  fandom FMA 2012
Размер: драббл, 478 слов
Пейринг/Персонажи: Линг Яо, Ран Фан
Категория: джен
Жанр: ангст
Рейтинг: PG
Краткое содержание: Но что, если ребёнок, которому по всем канонам уготовано стать счастливейшим, не имеет той самой бесценной малости, последнего кусочка мозаики?

Ты – сын императора.
Эти слова Линг Яо не забывал ни на секунду. За таким небольшим количеством букв скрывалась великая палитра того, что мог понять лишь он и подобные ему: сиротство при живом отце, открывшееся с первых секунд жизни и никогда не затихающее соперничество, с бетонной силой давящая на плечи ответственность.
Мог ли он назвать своё детство счастливым? Как окружённый заботой и бесценными шелками принц Сины - увы, лишь один из многих – да. Как мальчик, который нуждался в обоих родителях, а не в одной лишь слепо-бесправной матери – нет. А Линг, конечно, был и слишком умён, и слишком горд для того, чтобы признаться хоть кому-нибудь, что иногда ему отчаянно не хватает отца.
Ты – сын императора.
Потому он и примерил эти одежды – харизматичный лидер и прекрасный тактик в обличье мальчишки с беззаботной улыбкой и вроде бы лёгким взглядом на жизнь. Так было лучше. Ибо лучше быть текучей водой, искусно точившей камни и осторожно, но верно подминавшей под себя цивилизации, чем прямолинейным тараном, завоевывающим трофеи лишь грубым насилием. Но не проще, конечно же… про простоту тут вообще никто не говорил.
И он истязал себя тренировками, проводя с мечом дни и ночи, потому что знал: быть сильным в его случае не роскошь, а печальная необходимость. Удел слабых в его разрозненной стране –
быть захваченными теми, кто сильнее, умнее, богаче. Слабым в Сине места не было. Будь ты как угодно мал, но ловок – выживешь. Будь крепок, как скала, и как скала же глуп – выживешь. Другой вопрос, что именно это будет за жизнь?
Уж явно не та, какую он желал себе и всем тем, кто был ему дорог.
Потому Линг Яо учился, не жалея себя, полный жажды стать тем, за кем не зазорно будет последовать, тем, кто добудет для Сины счастливое будущее, где многое, если не всё, будет иначе.
И старательно глушил в себе эгоистичное желание того, чтобы отец когда-нибудь сказал, что гордится им. В конце концов, он был достаточно наблюдателен и рационален для того, чтобы понимать: эта мечта несбыточна.

- Знаешь, Ран Фан, когда я стану императором, я буду внимательно следить за своими детьми.
- Да, мой господин, - она, сосредоточенно начищая и без того блестящий кинжал, только быстро кивнула, метнув на него острый, ониксово-чёрный взгляд.
Линг усмехнулся и прищурился, глядя на багровую каёмку заходящего солнца. Конечно, не той он рассказывал о чаяниях, связанных со своими наследниками из необозримого будущего – о том, какое детство было у самой Ран Фан, он был прекрасно осведомлён, не знал лишь только её отношения к этому. Его она скрывала с феноменальным упорством. С другой стороны, разве был у него в этом месте кто-то ещё, способный понять и принять его взгляды так, как было должно?
Наверное, нет.
«Я хочу им чуть более счастливого детства. Всем, от сына пастуха и до сына императора», - подумал Линг, поднимаясь с валуна, но вслух произнёс совсем иное.
- Пойдём, Ран Фан. Как насчёт ещё небольшой практики с мечами?
Та вспорхнула с земли юркой осой.
- С радостью, мой господин.

4. Название: Ждать
Автор:  fandom FMA 2012
Бета:  fandom FMA 2012
Размер: драббл, 762 слова
Пейринг/Персонажи: Рой Мустанг/Риза Хоукай, Эдвард Элрик/Уинри Рокбелл
Категория: гет, джен
Жанр: драма, ангст, романтика
Рейтинг: G
Краткое содержание: После событий, происходящих во втором сезоне и манге проходит много лет. Эдвард бесследно исчезает перед войной Аместриса с Драхмой. И как можно заменить статус "пропавший без вести" на "погибший", пока есть девочка, которая будет его ждать.

Генерал-майор Мустанг задумчиво вертел в руках свежее письмо. От послания веяло прохладой, нежностью, чем-то родным и давным-давно знакомым. Аккуратные, идеально ровные буквы равномерно покрывали плотную разлинованную бумагу. Это было письмо из Ризенбурга, самого гостеприимного и дружелюбного места, возможно, во всем Аместрисе.

- Снова малышка Уинри пишет? – услышал он бодрый голос майора Хоукай.

- Она самая, - Мустанг почесал макушку. – Даже и не припомню, сколько уже за месяц пришло. Могу сказать одно, - генерал с горькой усмешкой повернулся к помощнице: - я ей определенно нравлюсь.

Майор поморщилась. Она уже давно привыкла к завышенной самооценке своего непосредственного начальства, когда ему казалось, что нет на свете таких детей и женщин, которым бы он не нравился. Каждый взгляд он умел обращать в комплимент в свою честь, каждое слово, каждый знак внимания. Именно поэтому ему и нужна была Хоукай – верная подруга всегда могла вернуть его с небес на землю.

- Не тешьте себя зря, генерал, - она приблизилась к его столу, - девочке просто-напросто больше не от кого получать письма, только и всего, - майор неловко запнулась. – От… Эдварда никаких вестей?

Мустанг устало покачал головой, даже не заметив укола со стороны Хоукай.
- Слышал, в штабе серьезно обсуждается вопрос о присвоении ему в следующем месяце статуса. На мой взгляд, это даже правильно – как-никак, столько лет с его последнего появления прошло.

- Вы имеете в виду то, что его, наконец, признают не пропавшим без вести, а окончательно умершим?

В кабинете повисла неловкая, немного стыдливая пауза. Прозвучала мысль, тщательно скрываемая в разговорах, отчетах, тайных записках и личных письмах. Никто уже и не надеялся на возвращение Эдварда Элрика.

- Я всегда считал его вполне самостоятельным мальчиком, способным позаботиться о себе в своих опасных путешествиях, но, - генерал хоть и продолжил, голос его дрожал, - все-таки не стоило так необдуманно позволять этому юнцу приближаться к границе с Драхмой.
Майор Хоукай понимающе смотрела начальство.

- Генерал, - с грустью улыбнулась она, - даже вы не могли знать о надвигающейся войне. И наш мальчик тоже.
- Думаешь, - резко приподнялся со своего места Мустанг, - думаешь, он все еще жив? Думаешь, мы все же получим хоть какую весточку от него? Майор, - голос его дрожал, - я не могу больше в каждом письме девочки из Ризнбурга читать в последних строчках о том, что она все так же твердо уверена: она будет ждать. А что я ей скажу? Как мне ей объяснить, что Цельнометаллический больше не вернется? – отрывисто закончил он.

Хоукай не отводила взгляда от генерала, продолжая заботливо ему улыбаться. Она молча подошла к нему и взяла его трясущиеся руки в свои.
- Генерал, этой храброй девочке не нужны ваши ответы – вы продолжаете переоценивать себя. Ей надо только ждать. Я знаю Уинри: она никогда не сдастся и будет ждать своего Эдварда вечность. А может, даже дольше.

Мустанг молча опустил глаза – он рассматривал стареющие руки своей Ризы, теплые, сильные и самые родные на свете. Такими же руками и уже выросшая Уинри, должно быть, писала бесконечные письма: одни – ему, другие – Эдварду.

- Может, ты и права, - немного успокоился он, - она и вправду довольно сильная юная леди. Она непременно дождется его. Уинри так же, как и мы, любит Эдварда. Так же ждет и верит, - генерал поднял взгляд, постоянно моргая и смахивая едва заметные капельки с ресниц. – Тьфу ты. Даже самому от своей сентиментальности противно стало – совсем как ты, бабой скоро стану.

Хоукай не ответила - она смотрела на его руки. Сильные, твердые, местами шелушащиеся, покрытые совсем не украшающими их шрамами, незатянувшимися ранками – самые важные для нее руки во всей стране. Она потянула одну, и, послушную, положила себе на живот.
- Уинри не может перестать ждать – она будет бороться, - Риза начала тихо шептать Рою: - я хочу быть хоть отчасти такой же, как этот отважный ребенок. И, - она начала говорить уже чуть громче, обретая твердость в голосе, - я тоже дождусь тебя, Рой. Будь уверен: тебе есть к кому возвращаться.

Мустанг начал аккуратно, боясь причинить хоть малейшее неудобство, гладить округлый живот Хоукай. Он был уверен, что в тот момент кто-то маленький отзывался ему слабым толчком.

- Конечно, - наконец улыбнулся он майору, - и вы меня дождетесь. А пока я построю для вас самое светлое будущее и самое лучшее государство. Только ты жди, слышишь, милая, жди…

Он все так же гладил ее, не приближаясь ближе. Словно он боялся, что Элрик позовет на вечную войну и его, оставив еще одну девочку ждать и писать письма без адреса.

В голову пришла мысль тихо позаботиться о том, чтобы свидетельство о смерти Эдварда Элрика выдали еще раньше. Осталось придумать, как об этом уведомить Уинри: письмом или же отважиться лично?

6. Название: Свобода чужого тела
Переводчик:  fandom FMA 2012
Бета:  fandom FMA 2012 и анонимный доброжелатель
Оригинал: catw00man, запрос на перевод отправлен
Ссылка на оригинал: cryptofdesires.livejournal.com/76040.html
Размер: драббл, 220
Пейринг/Персонажи: Энви
Категория: джен
Жанр: ангст
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Греху не стать человеком. Но хочет ли он этого?

Ты мгновенно надеваешь личину другого человека.

Жены, друзья, любимые, - ты можешь легко появиться и исчезнуть из жизни других людей, скрывшись за этими образами и наслаждаясь каждой секундой боли, причиненной ничего не подозревающим жертвам. Взгляды, наполненные ужасом и осознанием предательства, - как медали, и ты хранишь их глубоко в своей несуществующей душе, наполненной криками уже попавшихся в твои сети.

Сколько из них умерло, так и не узнав правды?

О, они всегда были твоими любимчиками – те, кто так и не понял, что искаженная злобой ухмылка на лице дорогих им людей была на самом деле отражением твоей сущности. Для них твоё жестокое притворство навсегда останется реальностью, и это выделяет их из остальных жертв. Они никогда не узнают правды, запомнив тебя именно тем, кого ты изображал.

Но в момент их смерти ты не притворялся.

И, всё же, этого не достаточно. Как только кровь в их жилах остывает, а связь между телом и душой разрывается, ты снова становишься монстром, которым и был всегда, - затаившимся, поджидающим новую возможность стать кем-то другим. Ты никогда не превратишься в человека. И ты одновременно наслаждаешься и ненавидишь это всё сильнее с каждым вздохом, сделанным в чужом теле, которым тебе не суждено в полной мере обладать.

Но на мгновения, на доли секунды…

Когда ты смотришь в расширенные от шока, наполненные ужасом глаза…

Ты становишься тем, кому всегда завидовал.

8. Название: №1
Автор:  fandom FMA 2012
Бета:  fandom FMA 2012
Размер: драббл, 999 слов
Пейринг/Персонажи: Эдвард Элрик/Альфонс Хайдерих
Категория: джен, пре-слэш
Жанр: ангст, романтика
Рейтинг: G
Краткое содержание: Тихие вечера в летнем Мюнхене - книги, небо, фонари и пьянящий теплый воздух.

Эдвард расправляет затекшие плечи нетерпеливым движением, поводит лопатками и головой, с наслаждением ощущая, как вновь оживают мышцы под кожей, как кровь играет в них, теплая, живая, и он откидывается обратно на спинку стула, смешно поджимая под себя ногу - принимает излюбленную с детства позу.
На страницы книги, что он держит в руке, косо падает рассеянный желтый свет от лампы, теплый, домашний, цвета топленого масла и горящих на солнце волос Уинри. Эдвард задумчиво сводит брови и прикусывает губу, глядя на чертежи, в которых пока мало что понимает, а затем, устало вздохнув, сдается – только на этот раз – и захлопывает том, бессмысленно скользит взглядом по темной, нечеткой в общем сумраке комнаты стене, неожиданно проваливаясь взглядом в черную воронку ночи за окном. Ночь любопытно щурит глаза-звезды, тихонько заглядывая в комнату, в которой сидят молодые люди, и улыбается разгорающимися в темноте фонарями.
Альфонс беззвучно кашляет, словно молясь, чтобы Эдвард его не услышал, но потом, пытаясь подавить очередной приступ, нечаянно срывается на хриплую какофонию выворачивающих его наизнанку звуков, дышит с пугающим присвистом и пытается прочистить горло. Пытается, как обычно, безуспешно: липкое и мерзкое ощущение все равно эхом клокочет где-то в горле, страшное, тяжелое.
Эд убеждает себя самого, что не слышал глухого отчетливого звука, с которым что-то капнуло на лежащий перед Альфонсом истерзанный карандашными линиями и настойчивой стирательной резинкой лист ватмана. Он словно под гипнозом, проваливается в беззубый оконный проем, опасаясь взглянуть на Хайдриха.
Когда усилием воли Эд все же заставляет себя посмотреть на своего товарища, тот уже поспешно убирает тыльную сторону ладони ото рта и усиленно массирует переносицу, жмуря глаза. Эдвард верит, что они у него устали от кропотливой работы, но знать, краснее ли его губы, чем обычно, он не хочет.
Совсем, если честно, не хочет.
Это желание закрыть на проблему глаза – оно ужасно детское по своей сути, и он понимает это, ненавидит себя за него, но никак не решается признать для себя болезнь Хайдриха, потому что это не та вещь, с которой он бы смог как-то бороться. От него в таком случае ничего не зависит, а больше всего на свете Элрики не терпят чувства беспомощности. Должно быть, с детства, с тех пор, как буквально у них в руках неясно от чего угасла мать.
Лампа, стоящая на столе, расчищенном от пахнущих пылью и типографской краской книг, выхватывает смазанным пятном света из сумрака комнаты худое лицо, светлые волосы и черноту под глазами, издевательски доводя её почти до угольной. Она обозначает резкими тенями его высокие скулы и четкую линию рта, пляшет монохромным контрастом по складкам белой рубашки, и Альфонс кажется каким-то особенно больным. Эдварду страшно глядеть на него такого.
Обычно после подобных вечеров - славных, тихих, теплых - он долго ворочается и вслушивается в чужое дыхание за стеной, а как только перестает понимать, дышит ли тот вообще, поднимается и привидением бредет в соседнюю комнату, шлепая босыми пятками по полу и невольно скрипя старыми рассохшимися половицами. Чтобы убедиться, что все в порядке. Глупо, верно?
Сейчас он поднимается со своего места, приближается к столу с чертежом и глядит на макушку вновь склонившегося над своей работой Хайдриха.
- Альфонс, - мягко начинает он, опуская руку в перчатке на гладкий бумажный лист и не заботясь о том, что ткань вновь окажется перепачкана грифельными отметинами. Главное, что так он не видит бурого пламени засохшей слюны посреди ровных тонких выверенных линий, прячет его от себя самого. – Поднимайся.
- А? – тот глядит на него с удивлением, держа во рту карандаш. – Зачем это? – он забывается, и карандаш падает, оставляя нервный росчерк на бумаге.
- Пойдем, а то совсем себе зрение посадишь, - Эдвард медлит, а потом решительно хватает его за запястье и тянет из-за стола. Ему, где-то там, внутри, довольно тревожно, он считает свой жест слишком вольным, а неясное выражение светлых глаз Альфонса, преследующих его, подозрительно пристальным – иногда ему кажется, что он видит в них какое-то затаенное восхищение и что-то еще. Это вот «что-то» как раз и пугает - потому что так вот на кого попало не смотрят.
Он давно уже смутно сознает, что стал для него практически целым миром, но упорно объясняет себе это тем, что Альфонс просто тяжело сходится с людьми. Продолжает объяснять, даже когда слышит его заразительный смех и видит открытую улыбку – Эду вообще упрямства не занимать.
Вечерний Мюнхен встречает их густым теплым воздухом и влажными акварельными мазками света на нагревшейся за день, вылизанной дождем брусчатке. Хайдрих, как обычно, сразу устремляет взгляд в темное небо, теряясь в россыпях незнакомых Эдварду созвездий, и в такие минуты становится отчетливо ясно, почему тот грезит двигателями и полетом – с такой нежностью глядят в небо только безумцы и влюбленные.
Они стоят в круге света уличного фонаря, задрав головы и рассеянно улыбаясь – может, минуту, а может, десять, и только потом Элрик замечает, что так и не выпустил из ладони чужое широкое запястье с крупной темной родинкой. Он собирается расцепить пальцы, а затем едва заметно улыбается и, с легким сердцем, оставляет все как есть. Думать ни о чем не хочется, хочется стоять вот так и дышать пьяным летним воздухом. Он задумчиво, украдкой разглядывает Альфонса, на самом деле ни капельки не похожего на оставленного в родном мире брата, а тот по-прежнему поглощен звездами.
Эдварда окончательно отпускают все темные и скребущие душу страхи – Хайдрих смотрит ввысь, в иссиня-черный небесный купол, который мечтает расчертить цветными хвостами ракет, а вовсе не на него, и святым для него по-прежнему остается небо.
Слава Богу, в которого он не верит.
Для Эдварда же наверху незримой петлей пролег желанный путь к дому, но иногда, в такие вот, подвешенные вне времени и пространства минуты, он не уверен в искренности своего желания.
Он трясет головой, выбрасывая кощунственные мысли из головы, машинально разглядывает играющие в волосах Хайдриха отблески фонаря и почему-то думает о том, что их цвет куда более домашний, чем у длинных прядей Уинри, запаха которых ему поначалу отчаянно не хватало. Ему поначалу не хватало родных запахов. Сейчас же у него появились новые, сколь яростно он не отрицал бы этого, и в них – книги, свежая крахмальная рубашка, чужой и горький травяной шампунь, ночной Мюнхен и машинное масло, которым часто пахнет от одежды Альфонса.
Впрочем, почти весь привычный мир в последнее время для него необъяснимо пахнет Альфонсом и его вещами.